Читаем без скачивания Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???] - Mu Su Li

Сюаньминь молчал.

Молчал и Сюэ Сянь.

Спустя мгновение безмолвия Сюаньминь наконец всё же спросил:

— Что ты делаешь?

Сюэ Сянь продолжал молчать.

Нельзя же сказать: «Примеряюсь, как бы куснуть», да?

Или: «Смотрюсь в зеркало твоей башки, чтобы полюбоваться остротой своих клыков»?

Не пойдёт, всё же лучше забыть о том, чтобы так откровенно напрашиваться на ссору. Сюэ Сянь мог без оглядки злобствовать с другими, но в отношении Сюаньминя стоило взвешивать слова, как-никак… в некотором смысле этот Святоша как будто был рождён лечить его.

Мысли этого злобного создания несколько раз сменились, как гонимые ветром тучи, и в конце концов оно сказало сухо:

— Тебе и мою зевоту контролировать надо?

Если бы это случилось в прежние дни, в холодном лице Сюаньминя непременно проступил бы лёгкий оттенок «как пожелаешь, так и чуди», однако сейчас в его выражении была невыразимая тяжёлая серьёзность, как будто он ещё не освободился от некоего переживания.

— Отчего у тебя выражение великого горя и глубокой ненависти? Что случилось, что тебя было не дозваться? — заговорил Сюэ Сянь изумлённо.

Сюаньминь опустил глаза на тонкую верёвочку, свисавшую с пальцев, и большим погладил две медные монеты, что, потеряв окись, стали яркими и блестящими. Помолчав немного, он повесил связку медных монет обратно на пояс и сказал безразлично:

— Вспомнил некоторые события.

— Какие события? — спросил Сюэ Сянь непроизвольно, а следом лениво добавил: — Конечно, правила всё те же: если о чём-то тебе говорить не хочется или неудобно, можем считать, что этого ты не вспоминал.

В действительности и единственный столь простой вопрос уже был для Сюэ Сяня сродни поднятию целины. С его неизменным нравом дела посторонних не имели для него значения, в особенности же личные дела: хорошие ли или дурные, горестные или радостные — никакие не могли разжечь в нём даже капли желания узнать больше. Если другие люди были охочи рассказать, он слушал, но прислушивался или нет, ещё зависело от симпатий: болтовню тех, кто радовал глаз, он мог потерпеть, но слушать неприглянувшихся считал и вовсе напрасным трудом для ушей. Если же высказаться не стремились, сам он не расспрашивал решительно никогда.

Сюаньминь, однако, был исключением — в дела Сюаньминя его всегда тянуло вникнуть глубже. Для предыдущего расспроса на постоялом дворе были и прочие основания, в конце концов, личность и происхождение Сюаньминя имели отношение к их положению в тот момент. Но в этот раз было иначе…

В этот раз иных соображений не было ни полкапли, Сюэ Сянь спросил исключительно и только потому, что невольно захотел узнать, захотел послушать о вспомнившихся личных делах Сюаньминя. И лишь когда он озвучил едва возникший в голове вопрос, ему пришло на ум, что, учитывая характер Сюаньминя, было восемь, а то и все девять шансов из десяти, что тот не хочет говорить о них другим; именно поэтому он и добавил последующие слова, можно сказать, поступившись своим высоким положением, проложил Сюаньминю путь, позволяющий легко выйти из ситуации.

Откуда было знать, что Сюаньминь тем не менее вовсе не ступит на него; казалось, перед Сюэ Сянем он ничуть не заботился о том, чтобы сохранять непреодолимую отчуждённость и предосторожность. Подняв глаза, он какое-то время вглядывался в некую точку среди безбрежного белого тумана вдалеке, похоже, упорядочивая мысли. Лишь чуть погодя он заговорил спокойно:

— Немногие, и они очень разрозненные. Большая часть — сцены того, как подростком[137] переписывал канонические книги, сидя за столом. Но…

— Что — но? — Сюэ Сянь заметил, как он чуть неуверенно нахмурил брови, как будто вспомнил не очень-то радостную картину.

В лице Сюаньминя проступило лёгкое отвращение:

— Среди них промелькнуло две сцены, где я держал что-то в руках.

Сюэ Сянь:

— Что именно?

Помолчав мгновение, Сюаньминь ответил:

— Как будто человеческую кожу.

Сюэ Сянь:

— …Что за?..

Сюаньминь наклонил голову, взглянув на него, и повторил глубоким голосом:

— Человеческая кожа, кусками. Крупные не больше ладони, маленькие — меньше крылатых орешков вяза. Было два чуть толстых, все остальные — очень тонкие.

Сюэ Сяню думалось о множестве вещей, что мог бы держать Сюаньминь, как то деревянная рыба[138], бумажный талисман, книга, кисть и тушь; можно было даже представить, как он несёт чашу для подаяний, однако человеческая кожа была чем-то действительно за рамками любых ожиданий…

— Человеческая кожа? Ты ясно рассмотрел? — спросил Сюэ Сянь.

Сюаньминь кивнул.

— Тогда… разве ты помнишь все обстоятельства от начала и до конца? — размышляя, Сюэ Сянь продолжил: — Может быть, ты подобрал её, ну.

Но высказанным вслух таким словам, пожалуй, не поверил бы и призрак: кожа человека — что-то, что можно вот так запросто подобрать?! Безделица, которую найдёшь на любой обочине? Однако если говорить о том, что человеческая кожа напрямую связана с Сюаньминем… в каком благом деле может быть замешана человеческая кожа?

Хотя Сюаньминь и отличался по характеру от обычных буддийских монахов, было поистине невообразимо, чтобы он учинил нечто столь безмерно жестокое…

Но нет, Сюэ Сянь вдруг вспомнил, как Сюаньминь выглядел только что, когда половину его тела покрывали следы кровеносных сосудов, и как сам задолго до этого, когда ещё не был так близок с Сюаньминем, однажды говорил Цзян Шинину: характер Сюаньминя неописуем, он словно сверкающий морозный клинок, заключённый в тонкую суровую[139] белую холстину, в его невозмутимом равнодушии проступают твёрдость и острота, и не исключено, что, если потребуется, он посмеет преступить зарок не убивать…

Однако это и неизмеримая жестокость — вовсе не то же самое…

Осмысливая все эти соображения, Сюэ Сянь ненадолго забылся. Лишь придя в себя вскоре после этого, он обнаружил, что Сюаньминь смотрит на него, а во взгляде его невыразимый оттенок — словно он ждёт, что Сюэ Сянь скажет что-нибудь. Сюэ Сянь остолбенел на миг и, сменив тон на непринуждённый, спросил:

— Когда это было? Тоже в подростковые годы?

— Мгм, — подтвердил Сюаньминь.

Сюэ Сянь пришёл в замешательство:

— Ты уверен? Если не помнишь всех обстоятельств, то как помнишь, что это подростковые годы?

Сюаньминь раскрыл ладонь:

— Ладони подростка отличаются с виду, кроме того, тогда на столе передо мной лежали переписанные канонические книги.

Сюэ Сянь растерял слова.

«Держа человеческую кожу за переписыванием канонов, ты, что ли, вашего дедулю Шакьямуни[140] хотел разъярить?»

Но разговоры разговорами, а когда было сказано, что это события подростковых лет, Сюэ Сянь тем более никак не мог связать Сюаньминя с какими-либо убийствами и злодеяниями.

Определённо есть и скрытая сторона, да?

Размышляя таким образом, Сюэ Сянь обратился к